В течение всего времени своего существования люди, каждый в отдельности или большими группами, были подвержены заболеваниям, возникавшим вследствие разнообразных физических или нравственных причин. В первобытную эру требовалось лишь небольшое число лекарств, поскольку лишь немногие заболевания могли развиться при простом образе жизни. В дальнейшем, параллельно с появлением и развитием цивилизации и государств, увеличивалось число заболеваний, и, соответственно, возрастала потребность в лекарственных средствах. С тех пор (вскоре после Гиппократа, т. е. в течение 2500 лет) люди занимались лечением постоянно увеличивающегося множества болезней и, заведённые в тупик собственными суетностью и тщеславием, пытались путём размышлений и догадок выдумать способ поиска необходимых для этого средств. Появились бесчисленные и разнородные теории о природе болезней и средствах против них, теоретические взгляды дали рост так называемым системам, каждая из которых противоречила всем остальным и сама себе. Каждая из этих остроумных теорий сначала повергала читателя в немой восторг содержащейся в ней безграничной мудростью и привлекала бесчисленных последователей её создателю. Они стократно развивали положения её безжизненной софистики, но ни одному из них она ни в малейшей степени не помогала лечить лучше, и, наконец, новая система, часто диаметрально противоположная предыдущей, отбрасывала её для того, чтобы обрести недолговечную популярность. Ни одна из них, тем не менее, не была созвучна природе и опыту; они были просто теоретическими построениями, сплетёнными ловкими умами на основе сомнительных посылок. Вследствие легковесности и несоответствия природе они годились разве только для пустых диспутов и не могли принести никакой пользы для применения на практике, у постели больного.

     Одновременно, но совершенно независимо от этих теоретических систем, возник терапевтический метод, направленный на лечение произвольно выделенных форм болезней смесями неизученных лекарственных средств. В полном противоречии с указаниями природы и опыта он был направлен на устранение неких материальных изменений, и результаты лечения, как и следовало ожидать, были скверными. Вот что представляли собой старая медицина или так называемая аллопатия.

     Я не умаляю вклада, сделанного врачами для развития наук, вспомогательных для медицины: физики и химии, естественной истории и её различных отраслей, а также наук, относящихся непосредственно к человеку: антропологии, физиологии, анатомии и т. д. Я намерен рассмотреть лишь практическую сторону медицины, собственно искусство лечения, для того, чтобы показать, насколько несовершенным оно было до настоящего времени. Я отнюдь не собираюсь рассматривать механическое и рутинное лечение драгоценной человеческой жизни, производимое в соответствии с рецептурными справочниками, продолжающаяся публикация которых показывает, увы! насколько часто они ещё используются. Я оставляю его вне рассмотрения как презренный метод низшего класса лекарей. Я говорю только о медицинском искусстве, которое, кичась своей древностью, воображает, что имеет научный характер, и практикуется до сих пор.

     Приверженцы старой медицинской школы тщеславно считали, что только они могли претендовать на титул представителей "рациональной медицины", поскольку только они пытались найти и устранить причину болезни и придерживались метода, используемого самой природой при болезнях.

     "Tollе causam!", - провозглашали они постоянно. Но они не шли дальше этих пустых восклицаний. Они только воображали, что могли обнаружить причину болезни; в действительности они не находили её, так как она неощутима и не может быть обнаружена. Поскольку подавляющее число болезней имеет динамическое (духовное) происхождение и динамическую (духовную) природу, постольку причины их недоступны органам чувств. Таким образом, оставалось лишь вообразить их, и на основе изучения нормального безжизненного человеческого тела (анатомия) в сравнении с видимыми изменениями в тех же частях и органах людей, умерших от болезней (патологическая анатомия), а также на основании заключений, сделанных после сравнения феноменов и функции здорового тела (физиология) и их бесконечных изменениях при бесчисленных болезнях (патология, семиотика), сделать выводы о том, как при болезнях нарушаются невидимые процессы, протекающие во внутреннем бытии человека - туманный продукт работы воображения, который теоретическая медицина почитала за prima causa morbi 1. Таким образом, она оказывалась в одно и то же время и непосредственной причиной болезни, и внутренней сущностью болезни, самой болезнью, хотя здравый смысл учит нас, что причина события или явления не может в то же время быть самим событием или явлением. Как же могли они, не впадая в самообман, считать эту неосязаемую внутреннюю сущность объектом, подлежащим лечению, и прописывать для этого лекарства, целебная сила которых также была им в большинстве случаев неизвестна, и даже смешивать эти неизвестные лекарства в так называемых рецептах?

     Но эта грандиозная задача, а именно, обнаружение a priori внутренней невидимой причины болезни, превращалась врачами старой школы, по крайней мере, наиболее проницательными из них, в определение того. что на основании очевидных симптомов можно было считать ве, закупорка той или иной части, прилив крови (плетора), дефицит или избыток кислорода, углерода, водорода или азота в соках теероятным общим характером болезни 2. Они пытались выявить, таким образом, имеет ли место спазм или истощение, паралич, лихорадка, воспаление, уплотненила, возбуждение или угнетение артериальной, венозной или капиллярной систем, изменения в соотношениях чувствительности, раздражительности или функции воспроизведения? - предположения, которые возводились последователями старой школы в ранг этиологического показания и расценивались ими как единственно возможное рациональное зерно в медицине; но которые были допущениями слишком обманчивыми и гипотетическими для того, чтобы быть хоть в какой-то мере полезными на практике. Даже хорошо обоснованные представления о поиске подходящего лекарства оставались без практического подтверждения, они лишь льстили тщеславию ученых теоретиков, но обычно заводили в тупик при попытке руководствоваться ими на практике и служили больше возвеличиванию своих авторов, нежели честному поиску лечебных показаний.

     А как часто случается, например, сочетание спазма или паралича в одной части организма и одновременного воспаления в другой!

     Или, с другой стороны, на основании чего следует искать подходящие лекарства для так называемого общего характера болезни? Те из них, которые приносили определённую пользу, не могли быть ничем иным как специфическим лекарством, то есть таким лекарством, действие которого оказывалось гомогенетическим 3 действию болезнетворного раздражения. Их применение, тем не менее, осуждалось и запрещалось 4 старой школой как крайне вредное, так как наблюдения показывали, что вследствие чрезвычайного усиления при болезнях чувствительности к гомогенетическому раздражению, такие лекарства, применяемые в обычных больших дозах, опасны для жизни. Старая школа никогда не думала о меньших или чрезвычайно малых дозах. Очевидно поэтому, что никакие попытки прямого (наиболее естественного) лечения при помощи гомогенетических, или специфических средств не только не предпринимались, но и не могли предприниматься, поскольку действие большинства лекарств было и остаётся неизвестным. Однако даже если бы оно и было известно, всё равно выбор верного лекарства не был бы возможен при господствовавших в то время слишком общих представлениях о природе болезней.


1 Более созвучным здравому смыслу и природе вещей было бы считать исходную причину болезни за causa morbi и попытаться обнаружить её для того, чтобы получить тем самым возможность успешно применить метод лечения, полезность которого уже была продемонстрирована при лечении болезней той же этиологии. Так, например, ртуть полезна при лечении язвы головки полового члена, развившейся после нечистого коитуса, так же как и в предшествовавших случаях венерических шанкров. Если бы они обнаружили, что причиной, вызывающей все остальные (невенерические) хронические заболевания, служит инфекция, проявляющаяся в тот или иной период зудящим миазмом (псора) и, уделяя должное внимание индивидуальным особенностям каждого случая, разработали бы общий метод лечения, посредством которого могли бы быть излечены все и каждый из них, то тогда они имели бы полное право заявить, что при лечении хронических болезней они имеют в виду только доступную и полезную causa morborum chronicorum (non - venereorum) и, основываясь на этом, могут лечить подобные болезни с наилучшими результатами. Однако в течение прошедших веков они оказались неспособными излечить миллионы хронических болезней, поскольку не понимали, что их происхождение связано с псорным миазмом (он был впервые открыт и обеспечен подобающим лечением лишь в практике гомеопатии). Тем не менее, они хвастают тем, что только их лечение направлено на prima causa болезней и что только они придерживаются рационального лечения. При этом они не имели ни малейшего представления о псорном происхождении хронических болезней и поэтому совершено запутались в их лечении. 

2 Каждый врач, подбирающий лечение в соответствии с этим общим характером заболевания, как бы не претендовал он на звание гомеопата, всегда останется аллопатом, поскольку гомеопатия немыслима без тщательнейшей индивидуализации. 

3 Гомеопатическое. 

4 "Когда опыт демонстрировал целебные силы гомеопатически действующих лекарств, объяснение эффекта которых представлялось невозможным, то, для устранения этих трудностей объяснения, их действие называли специфическим, удушая дальнейшие исследования этим ничего, в действительности, не значащим словом. Гомогенетические возбуждающие лекарства, специфические (гомеопатические) средства были, тем не менее, запрещены задолго до этого как оказывающие чрезвычайно вредное действие". - Pay, "О значении гомеопатического метода лечения". Гейдельберг, 1824. с. 101-2.